Я сам

Я - поэт. Этим и интересен.  Об этом и пишу. 

 Об остальном - только если это отстоялось словом.

Владимир Владимирович Маяковский

 Молодой Владимир Маяковский пришел в поэзию под знаменем футуристов. 

Футуристы вошли в поэзию шумно, с рассчитанной скандальностью. Они эпатировали читателя и слушателя максимализмом своих литературных манифестов, необычностью названий своих программных сборников ("Пощечина общественному вкусу", "Взял" и т.д.) и "желтыми кофтами фата", и разрисованными лицами, и нарочитой скандальностью публичных выступлений.
  Владимир Маяковский, как и другие его товарищи по группе, также эпатировал публику и желтой кофтой, и эстрадными сарказмами, и броскими стихами.

Только он мог так написать: 
"Непрожеванный крик",
"Израненный вечер",
 "Ах, закройте глаза газет",
"Идите, изъеденные бессонницей, сложите в костер лица!",
 "Я ухо словом привык ласкать",
 "Все шире разверзается неба рот",
 "Очки-велосипед" или
"- Грядущие люди!
Кто вы?
Вот - я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души".

Сегодня исполнилось 120 лет со дня рождения Маяковского, 
 в 1914 году (почти 100 лет назад!) он написал:

 "Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают - 
Значит это кому-нибудь нужно?
Значит - кто-то хочет, чтобы они были?"

Он смирял себя, становясь на горло собственной песне!
И его стихи, продолжают  прорывать трудом громаду лет,  являясь к нам ВЕСОМО, ГРУБО, ЗРИМО!
И мы, товарищи-потомки, слушаем до сих пор агитатора, горлана-главаря...

"Вот так я сделался собакой"

Ну, это совершенно невыносимо!
Весь как есть искусан злобой.
Злюсь не так, как могли бы вы:
как собака лицо луны гололобой -
взял бы
и все обвыл.

Нервы, должно быть…
Выйду,
погуляю.
И на улице не успокоился ни на ком я.
Какая-то прокричала про добрый вечер.
Надо ответить:
она — знакомая.
Хочу.
Чувствую -
не могу по-человечьи.

Что это за безобразие?
Сплю я, что ли?
Ощупал себя:
такой же, как был,
лицо такое же, к какому привык.
Тронул губу,
а у меня из-под губы -
клык.

Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь.
Бросился к дому, шаги удвоив.
Бережно огибаю полицейский пост,
вдруг оглушительное:
«Городовой!
Хвост!»

Провел рукой и — остолбенел!
Этого-то,
всяких клыков почище,
я не заметил в бешеном скаче:
у меня из-под пиджака
развеерился хвостище
и вьется сзади,
большой, собачий.

Что теперь?
Один заорал, толпу растя.
Второму прибавился третий, четвертый.
Смяли старушонку.
Она, крестясь, что-то кричала про черта.

И когда, ощетинив в лицо усища-веники,
толпа навалилась,
огромная,
злая,
я стал на четвереньки
и залаял:
Гав! гав! гав!

1915
Владимир Маяковский и сегодня продолжает шагать через лирические томики, как живой с живыми  говоря...